Неточные совпадения
Цельс защищал
империю и апофеоз императорской
власти против христиан, пользуясь аргументами, очень похожими на такие, которыми сейчас защищают тоталитарное государство.
Раненные страданиями человеческими, исходящие от жалости, проникнутые пафосом человечности, не принимали
империи, не хотели
власти, могущества, силы.
Она жила весь XIX в. в резком конфликте с
империей, с государственной
властью.
Всегда было противоположение «мы» — интеллигенция, общество, народ, освободительное движение и «они» — государство,
империя,
власть.
Русская литература, как и русская культура вообще, соответствовала огромности России, она могла возникнуть лишь в огромной стране, с необъятными горизонтами, но она не связывала это с
империей, с государственной
властью.
И если Мое царствование не возвело еще России на высочайшую степень народного блаженства, то помните, что
власть Государя не есть всемогущество Небесное, Которого воля есть уже совершение; помните, что
Империи цветут веками, и что Провидение требует от Царей только возможного блага.
Вследствие этого она «наиторжествеинейше обещает» сделать такие постановления, которые «сохранят добрый во всем порядок и предохранят целость
империи и самодержавной
власти».
Носители прежней
власти, теряя веру в церковную для нее опору и живое чувство религиозной связи с подданными, все больше становились представителями вполне светского абсолютизма, борющегося с подданными за свою
власть под предлогом защиты своих священных прав: священная
империя, накануне своего падения, вырождается в полицейское государство, пораженное страхом за свое существование.
Так как она достигла уже совершеннолетия, то он, свергнув с престола Екатерину, немедленно передаст ей самодержавную
власть над всеми областями Русской
империи.
Разорваны были
власть и народ, народ и интеллигенция, разорваны были народности, объединенные в Российскую
империю.
Столкновение между сознанием
империи, носителем которого была
власть, и сознанием интеллигенции будет основным для XIX века.
Чтение этого письма заставило Николая Павловича еще сильнее почувствовать тяжесть своего положения. Чтобы спасти
Империю от угрожающего ей волнения, даже, быть может, междоусобицы, надо было действовать немедленно, не теряя ни минуты, с решительностью, с полною силою, а он, без
власти, без права что-либо непосредственно предпринять, мог распоряжаться только через других, и не как повелитель, а единственно по степени личного их к нему доверия.
Призвав Бога в помощь, размыслив зрело о предмете, столь близком к нашему сердцу и столь важном для государства, и находя, что существующие постановления о порядке наследования престола, у имеющих на него право, не отъемлют свободы отрешить от сего права в таких обстоятельствах, когда за сим не предстоит никакого затруднения в дальнейшем наследовании престола, — с согласия августейшей родительницы нашей, по дошедшему до нас наследственно верховному праву главы императорской фамилии, и по врученной нам от Бога самодержавной
власти, мы определили: во-первых — свободному отречению первого брата нашего, цесаревича и великого князя Константина Павловича от права на всероссийский престол быть твердым и неизменным; акт же сего отречения, ради достоверной известности, хранить в московском Большой Успенском соборе и в трех высших правительственных местах
Империи нашей: в святейшем синоде, государственном совете и правительствующем сенате; во-вторых — вследствие того, на точном основании акта о наследовании Престола, наследником нашим быть второму брату нашему, великому князю Николаю Павловичу.
Теория их, годная для первобытных и мирных периодов истории, в приложении к сложным и бурным периодам жизни народов, во время которых возникают одновременно и борются между собой различные
власти, имеет то неудобство, что историк легитимист будет доказывать, что Конвент, Директория и Бонапарт были только нарушение
власти, а республиканец и бонапартист будут доказывать: один, что Конвент, а другой, что
Империя была настоящею
властью, а что всё остальное было нарушение
власти.
Тоже не могло бы быть войны, ежели бы не было интриг Англии и не было бы принца Ольденбургского, и чувства оскорбления в Александре, и не было бы самодержавной
власти в России, и не было бы французской революции и последовавших диктаторства и
империи, и всего того, что̀ произвело французскую революцию, и так далее.